Ночь была прозрачно светлая, — очень высоко, почти в зените бедного звездами неба, холодно и ярко блестела необыкновенно маленькая луна, и все вокруг было невиданно:
плотная стена деревьев, вылепленных из снега, толпа мелких, черных людей у паровоза, люди покрупнее тяжело прыгали из вагона в снег, а вдали — мохнатые огоньки станции, похожие на золотых пауков.
Неточные совпадения
Захлестывая панели, толпа сметала с них людей, но сама как будто не росла, а, становясь только
плотнее, тяжелее, двигалась более медленно. Она не успевала поглотить и увлечь всех людей, многие прижимались к
стенам, забегали в ворота, прятались в подъезды и магазины.
Он смотрел, как мимо его течет стиснутая камнем глазастых
стен бесконечная, необыкновенно
плотная, серая, мохнатая толпа мужчин, женщин, подростков, и слышал стройное пение...
И не одну сотню раз Клим Самгин видел, как вдали, над зубчатой
стеной елового леса краснеет солнце, тоже как будто усталое, видел облака, спрессованные в такую непроницаемо
плотную массу цвета кровельного железа, что можно было думать: за нею уж ничего нет, кроме «черного холода вселенской тьмы», о котором с таким ужасом говорила Серафима Нехаева.
В пронзительно холодном сиянии луны, в хрустящей тишине потрескивало дерево заборов и
стен, точно маленькие, тихие домики крепче устанавливались на земле,
плотнее прижимались к ней. Мороз щипал лицо, затруднял дыхание, заставлял тело съеживаться, сокращаться. Шагая быстро, Самгин подсчитывал...
Видел Самгин, как по снегу, там и тут, появлялись красные капли, — одна из них упала близко около него, на вершину тумбы, припудренную снегом, и это было так нехорошо, что он еще
плотней прижался к
стене.
Чем ниже по реке сползал бойкий пароход, тем более мило игрушечным становился город, раскрашенный мягкими красками заката, тем ярче сверкала золотая луковица собора, а маленькие домики, еще умаляясь, прижимались
плотнее к зубчатой
стене и башням кремля.
Ее не было видно из-за высокой белой
стены, над которой, с той стороны, возвышался
плотный строй тонких запыленных кипарисов, похожих на длинные черно-серые веретена.
На углу —
плотная кучка Иисус-Навинов стояла, влипши лбами в стекло
стены. Внутри на ослепительно белом столе уже лежал один. Виднелись из-под белого развернутые желтым углом босые подошвы, белые медики — нагнулись к изголовью, белая рука — протянула руке наполненный чем-то шприц.
Но я не дал ей кончить, торопливо втолкнул в дверь — и мы внутри, в вестибюле. Над контрольным столиком — знакомые, взволнованно-вздрагивающие, обвислые щеки; кругом —
плотная кучка нумеров — какой-то спор, головы, перевесившиеся со второго этажа через перила, — поодиночке сбегают вниз. Но это — потом, потом… А сейчас я скорее увлек О в противоположный угол, сел спиною к
стене (там, за
стеною, я видел: скользила по тротуару взад и вперед темная, большеголовая тень), вытащил блокнот.
И сегодня, как всегда, перед глазами Аристида Кувалды торчит это красное здание, прочное,
плотное, крепко вцепившееся в землю, точно уже высасывающее из нее соки. Кажется, что оно холодно и темно смеется над ротмистром зияющими дырами своих
стен. Солнце льет на него свои осенние лучи так же щедро, как и на уродливые домики Въезжей улицы.
Усевшись, Курдюмов начал оглядывать свое пальто, сапоги, которые точно удивительно блестели; потом натянул еще
плотнее на правой руке перчатку и, наконец, прищурившись, начал внимательно рассматривать висевший на
стене рисунок, изображающий травлю тигров.
Последние слабые лучи понемногу уходили сквозь льдины окон из небольшой юрты; густая тьма выползала из углов, заволакивала наклонные
стены, которые, казалось, все
плотнее сдвигаются над головой.
Ближайшая толпа из публики, смекнув, в чем дело, в тот же миг закрыла собою студента и образовала между ним и всадником довольно
плотную и густую
стену. Хвалынцев рванулся было вперед, но его задержали и, закрывая, продолжали оттирать назад.